Я вспоминаю ее плачущую на какой-то вписке – короткие волосы, безучастный взгляд. Ей было 19, она сидела на подоконнике, шторы колыхались, то и дело закрывая лицо, по которому текла черная тушь. Остальное со мной, да и со всеми, кто там был тогда, происходило в бессознательном состоянии. Я ничего больше не помню, только ее. Потом волосы у нее отрасли, встали черным космосом на фоне солнечного дня – внешность ее окончательно утвердилась между шлюхой и Изидой или Марией Магдалиной до и после воскрешения Христа. Я впервые видел красивую девушку, которую первым делом хотелось рисовать, снимать в безумных визионерских фильмах, или просто воспевать – но не спать с ней. В ней было неземное. Я видел только один кадр – в абстрактном небе она сидит на троне, а вокруг зодиаком вращается все человечество в причудливых, парадоксальных символах.

Иногда по телефону, откуда-то из другого измерения, она рассказывала про героиновые вписки и алкогольные безумия. Жаловалась на проблемы с нервной системой и хвасталась психологическими тренингами, которые действительно помогают. Она сделалась моделью, и ее стали снимать в образах королев и прекрасных дам. Но ее подлинное место — на потолке храма, где-то на пустынной планете, в виде осыпающийся фрески. Храма, где оживают мысли и совесть, как рядом с разумным океаном Соляриса, храма, который непознаваем разумом в длину и высоту и в котором перестаешь помнить о том, что такое время. В таком храме на огрызке далекой планеты, между мирами, вселенными и цивилизациями осознаешь, что только красота, которая казалась сиюминутной, остается в вечности, остальное оказывается мгновенным и бессмысленным. И что глупо исследовать космос, если можно чувствовать его холод и величие.

Но конечно, этого всего не понять, когда смотришь на ее бессмысленные фотографии на глянцевых сайтах.