вот, только вчера мне хотелось зафиксировать для себя те положительные изменения, которые наблюдаю последнюю неделю - и, как назло, с самого утра все пошло наперекосяк, и вместо бодрого подъема без электричества сидела и слушала голоса, которые подробно описывали, почему мне не удалось все, что только могло не удастся, и почему я являюсь самым отвратительным существом из всех, мне знакомых, и что лучше было бы с этим сделать. Час, целый час, взгляд в одну точку, и нет сил не то чтобы встать - даже пошевелиться. Ужасное состояние, а когда оно приключается с утра - тем хуже.

Но!
Но сегодня я хочу написать о любви. О любви и немного о том, как я перестала бояться и полюбила свою личную бомбу.

...я смотрю на А.; она не смотрит на меня, сосредоточенный взгляд устремлен в зеркало. Ее движения неточны и не так совершенны, как можно видеть вокруг, и внимание уже начинает рассеиваться в воздухе. Но я вижу волосы А., черным капюшоном спадающие ей на плечи, обегающие обе руки и непроницаемой пеленой скрывающие спину. А. поводит головой, затем делает поворот, снова движение головы; и я не могу отвести взгляд.

...Б.: острый язык, легкая кость, просвечивающиеся ключицы, смелость и дерзость, равным которым я мало видела. Что значат эти волосы на ощупь? Действительно ли эта кисть так легка, как кажется? Действительно ли мне хватит одной руки, чтобы тебя обнять? Действительно ли я слышу то, что ты говоришь мне?
Мои любовь и восхищение не заканчиваются для тебя, Б.; ты сотрясаешь и бьешь наотмашь, но не оставляешь и не сдаешься.

...а сон? Сон, такой светлый и радостный, полный воздуха и солнца, полный душевного тепла; и В. улыбается мне, смотря немного свысока, и мое нутро отзывается на то, что улыбка эта предназначена мне, и я ее причина. Столько сияния мне не перепадало давно; я открываю глаза, вижу волосы В., разметавшиеся по подушке - и сердце взрывается радостью, совершенно беспричинной и сумасшедшей. Весь тот день опьянял меня, словно молодое вино, а наш ночной внезапный побег! О, нет, мне ничего не нужно было, и я не претендовала ни на что - лишь слушать, говорить и видеть улыбку; В. улыбается, значит, все идет хорошо и правильно, что бы ни происходило по факту.

...а потом я увидела В. с другой стороны - не насмешливо-равнодушным образом, и даже не излучающим свет и притягательность; я увидела В. целиком - и это было совершенно по-другому, не так, как в первый раз. Я ощутила возможность заботиться и делать радость этому человеку, оберегать и...да, защищать. И мое сердце излучало нежность, нежность и - доверие. Готовность наблюдать как бы со стороны и не входить в тесный контакт. Так, наверное, и должно быть - все мои личные отношения давно перестали быть чем-то, к чему можно приложить адекватную мерку близости, не растянутую болью, временем и расстоянием. Я не помню многое - но вот это, кажется, удалось восстановить. И благодарность в моем сердце принадлежит В., и только ей.
Но я отвлеклась; а ведь В. полна красоты, и каждая линия - плавно изогнута и стремительна одновременно (как бы я хотела обладать хоть частью подобного); сложно выделить что-то одно - даже веко обладает, кажется, отточенностью статуи, полнотой и гладкостью мрамора; что уж говорить о таких деталях, как лопатки, как локоть, которым сама природа велела быть быстрыми и летящими? Это слишком для косноязычной меня, и я замолкаю в восхищении от того, как прекрасны бывают те, с кем тебя сталкивает жизнь.

...журчащий ручей. Прохладная вода, в которую я погружаюсь, как в безвременье; нирвана. И так близко - стоило лишь обнять тебя и отстраниться от реальности. Ничего подобного я не встречала, никто не нес с собой этого сияющего источника ни до, ни после; и я держалась за него, как утопающий за соломинку, даже ценой неудовольствия приносящего. Мгновение - и тебя заливает свет, пронизывает насквозь, вымывает и лечит все ноющее и зудящее, можно ли было желать большего? Призрачно, как сон; реально, как все окружающее. Ямка ключицы, мягкость волос, биение сердца. "Рыбонька моя".
_________________________________________________________________

Что до моей личной бомбы - то я, кажется, приручила ее. Последнюю неделю не оставляет ощущение, что весь этот кокон темноты и пыли начинает трескаться изнутри, выламываться гибкими стеблями - и любовь изливается наружу вне зависимости от моего желания. Теперь на десять "лучше бы я умерла" приходится одно "хорошо, что я у себя есть", чего ранее не бывало, и, пожалуй, это хороший знак.
Спасибо.

Если бы кто-то полгода назад сказал мне, что я буду на полном серьезе желать себе смерти, что это будет моей фоновой мыслью, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Но все меняется, и вот он я - злой, раздраженный, не любимый. В счастливые часы (совпадающие с рабочими) вытаскивать на поверхность хорошего социализированного человека еще получается, но до и после - пиши пропало.
Все вокруг как будто знает, что нужно подкинуть мне на глаза - детали в книгах, в людях, в музыке, взгляды (наивно было бы предполагать такой "анти-клиентоориентированный" мир). Если бы можно было закопаться во что-то одно, спрятаться за своими делами, за собственной важностью... Мне не с кем говорить, и нечего говорить. Маленький персональный ежедневный адок, из которого нет выхода.

Уехав отсюда на полторы недели, я выкинула свое сердце и оставила его здесь.
Это было, наверное, самое лучшее мое решение за последние несколько месяцев. Я вспомнила, что можно дышать и можно жить без острых предметов внутри, что бывает так, что ты привычно тыкаешь в болящее место внутри, а там - ничего, затянуто толстой пленкой,
Я вспомнила, что есть изумительные старые города, соборы красного кирпича, пронзительный солнечный свет и ветер, пронизывающий до костей; долгие, долгие походы по городу. твои ноги отваливаются, но внутри ты счастлив своей усталости; есть прекрасные мальчики, которые словно озаряются солнечным светом, когда начинают говорить - солнечным светом или магической тьмой, светлое и темного, две стороны одного города; есть море - такое синее и зеленое, такое безбрежное, такое холодное и бесконечное, смыкающееся на горизонте с синим небом; тепло разговора и тепло молчания, долгие переезды, дружественный тычок в бок; вкусная еда, в конце концов. Все это есть, и я не отгорожена от всего остального мира стеклянной стеной - я могу брать и могу отдавать.
Стоило уехать хотя бы ради этого.

Мне, конечно, не стало легче - ни на йоту. Но я могла переставать думать, и как же это было целительно. И вспомнить, вспомнить все - да хотя бы то, что можно просто дышать.. это, наверное, само по себе помощь. Когда-нибудь я сумею отползти от этой точки в пространстве и времени.

Столько времени прошло, а для меня это будто вчера.

...I tried all night
I tried all night
I tried all night to set your body on fire
Apologies if I ever acted lazily
Apologies if you had to kick me in the side
Apologies too if ever there was any doubt
Apologies again if ever I was lazy

I weave the gold back into straw
I weave the gold back into straw
how I love you like I loved you before

думала, что хуже уже не будет, но хуже есть.
каждое утро и каждый вечер я встречаю с одной мыслью - "что я здесь делаю? почему я еще тут? зачем?".
эти прекрасные попытки больше спать. чтобы меньше думать - о да, теперь в ужасе просыпаешься и думаешь, лучше бы вообще не ложилась спать: мальчики с кровавыми руками обнимают меня со спины; я теряю, ловлю, теряю, ловлю и наконец душу все, что люблю; вижу поющих людей, от чьих песен просыпаешься в холодном поту; но не спать тоже нельзя, как тогда работать?
но работать все время тоже не получается, равно как и играть в локального демиурга, равно как и перебивать все эти тонкие материи упражнениями.
людей нет вообще, как и желания контактировать с ними. выплакать глаза недостаточно, перестать разговаривать недостаточно, нужно что-то еще.

лучше бы я сдохла уже наконец, а.

хорошо.
возьмем как начальное условие задачи отказавшие на неопределенный срок механизмы, отвечающие за трансформацию окружающих явлений в счастье; радость; довольство; интерес; любопытство;
добавим вторым условием отсутствие желания как формы волеизъявления;
также примем то, что люди теперь больше не похожи на живых людей - они не дышат, не волнуют, не излучают; прикасаешься к человеку - а на ощупь та же вещь, только что-то тебе говорящая, имеющая какие-то планы - стол, получивший возможность уйти из комнаты; шкаф, открывающий дверцы по собственному желанию; произвольно светящийся фонарь; картина, обсуждающая свое содержание.
что мы имеем в сухом остатке?
- почти нормально работающие лицевые рефлексы и развитый аппарат по построению предложений для отвода глаз;
- механическое удовлетворение от сделанной работы, что бы не подразумевалось под определением "работы" - как позитивное подкрепление;
все.

значит, остается дергать за это удовлетворение как за язычок велосипедного звонка и слушать звуки: "accepted, resolved, closed, on desk"
и так, пока не переживу. месяц. два месяца. полгода. год. полтора. два. list more.

я ведь переживу это время, правда? скажи мне, это правда?

все переживают, и я переживу.

"...если так, то она пошла к себе в комнату, чтобы разобраться, чем она стала, ибо, когда ты влюблен, ты как бы рождаешься заново. Тот, кто тебя любит, отбирает тебя из огромных залежей первозданной глины – человечества, чтобы сотворить из нее нечто, и ты, бесформенный комок этой глины, маешься, хочешь узнать, во что же тебя превратили. Но в то же время ты, любя кого-то, становишься одушевленным, перестаешь быть частью однородного первовещества, в тебя вселяется жизнь, и ты начинаешься. Ты создаешь себя, творя другого, кто в свою очередь сотворил тебя, выбрал тебя, комок глины, из общей массы. Получаются два тебя: один, которого ты сам создаешь, влюбившись, и второй, которого создает твой любимый, полюбив тебя. И чем дальше отстоят друг от друга эти два твоих существа, тем натужнее скрипит мир на своей оси. Но если твоя любовь и любовь к тебе совершенны, разрыв между обоими твоими «я» исчезает и они сливаются. Они совпадают полностью, они неразличимы, как два изображения в стереоскопе."

я был тоже юн здесь. тогда люты
были нравы панкующей школоты.
я был так бессмертен, что вряд ли ты
веришь в это, настолько теперь я жалок.

я писал здесь песни, и из любой
кухни подпевали мне вразнобой;
я царил и ссорил между собой
непокорных маленьких парижанок.

я ел жизнь руками, глазел вокруг.
полбутылки виски в кармане брюк.
я был даровит - мне сходило с рук.
мне пришло особое приглашенье.

лишь тогда и можно быть циркачом,
когда ангел стоит за тобой с мечом -
он потом исчезнет, и ты ни в чем
не найдешь себе утешенья.

я жил в доме с мозаикой - кварц, агат.
я мог год путешествовать наугад.
но пока писалось, я был богат,
как открывший землю.
(проговорив-то

вслух это тебе, я только больной урод,
чемодан несвежих чужих острот,
улыбнёшься девушке - полный рот
черного толченого шрифта).

двадцать лет в булони или шайо
люди раскупали мое враньё.
я не знал, что истрачивал не свое.
что разменивал божью милость.

а теперь стал равен себе - клошар.
юность отбирается, как и дар -
много лет ты лжёшь себе, что не стар.
лжёшь, что ничего не переменилось.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Стремление «быть не как все» в исполнении вьюношей бледных обоего пола выглядит обычно смешно и нелепо (уже потому хотя бы, что является более чем массовым поветрием среди подростков).

Подростки, как правило, совершенно беспомощны, когда дело доходит до вербального оформления смутных сердечных порывов, но с сердцем-то у большинства из них пока все в порядке, чувствуют они правильно. Любопытный парадокс заключается в том, что потребность «быть как все» в этом возрасте тоже ощущается особенно остро, зато и опасность такого соблазна все еще вполне очевидна, — трудный, интересный, решающий момент в жизни. Потом будет еще немало шансов сломаться, но никогда спасение не будет так очевидно (и так возможно).

«Быть не как все», плыть против течения — вопрос сперва выживания, а потом и разрастания (строительства) духа, никак не меньше.

Понятно, что рассуждать о таких вещах можно, только полагаясь на собственный опыт. Мне в этом отношении повезло, я очень хорошо помню, каково это — быть тупым, агрессивным, тщеславным, зато чрезвычайно восприимчивым и чувствительным подростком, мечущимся между соблазнительной концепцией «быть не как все» и вполне реальным, физически ощутимым кайфом от включенности в «общее» — начиная от эйфорического состояния в толпе (на дискотеке, на первомайской демонстрации, в большой компании на пляже, на концерте, на улице после концерта) и заканчивая включенностью в общую для всех систему ценностей. Я очень хорошо помню, какой мощный драйв дает включенность в общее физическое поле, сколько дополнительных сил и уверенности в себе (а значит, спокойствия) дает включенность в общую систему ценностей. Отказ от этих соблазнительных возможностей был в моем случае совершенно сознательным решением, более всего похожим на сознательное решение разумного вегетарианца не есть мяса. «Я больше не хочу строить свое тело из этого материала» — так чувствует вегетарианец (и неважно, какие аргументы он при этом придумывает головой и говорит ртом). Мне в ту пору недоставало ума и опыта для четких формулировок, но ощущение «я больше не хочу укреплять этим мусором свой дух» я хорошо помню.

Причем ощущение это вовсе не было настолько мощным, что делало бы дальнейшее подключение к общему полю невозможным. Оно было достаточно сильным, чтобы поставить вопрос о необходимости выбора, но сам выбор отнюдь не предопределяло. Брать силу и радость от единения с другими людьми — все равно что жрать из помойки, но это, прямо скажем, богатая помойка в буржуйском районе, большой соблазн для голодного. А голод приходит немедленно, стоит только сделать шаг в сторону.

Во-первых, обнаруживаешь, что радоваться в одиночку просто не умеешь, и непонятно, как этому учиться, с чего начинать. Весь предыдущий опыт эйфорической радости связан с пребыванием в сообществе, эту технологию получения кайфа организм худо-бедно освоил и переключаться на какую-либо другую не умеет. Именно на этом этапе многие начинающие отшельники открывают для себя разнообразные химические способы достижения радости, и мало кому удается, попробовав этот способ, пойти дальше, вернее, свернуть в сторону; понятно, что это тоже чрезвычайно опасный этап, необходимый или нет, не знаю, но почти неизбежный.

Во-вторых, выход из общей системы ценностей оставляет человека в полной пустоте и невесомости, без твердой почвы под ногами. Это в сорок лет прекрасное и свежее ощущение, а в семнадцать — натуральная катастрофа, уцелеть в которой можно только чудом. Выстроить собственную иерархию ценностей чрезвычайно сложно, задача почти непосильная, поскольку требует колоссальной умственной, сердечной и душевной работы одновременно; при этом выключенность из общей системы никогда не будет достаточно полной, чтобы ощутить вкус подлинной свободы от «всего человеческого», это тоже надо понимать.

Кроме того, окружающий человеческий космос, который только что был, при всех своих недостатках, умеренно дружественным или хотя бы просто нейтральным, становится враждебным. Просто выжить в нем — задача почти непосильная. Однако решить ее совершенно необходимо, потому что самое интересное случается во второй, третьей, четвертой и всех последующих сериях — но только с теми, кто уцелел в первой. Единственная хорошая новость для всех, кто оказался в таком положении, — можно ошибаться. Единственной и неповторимой «правильной» системы ценностей, подходящей конкретному индивидууму раз и навсегда, скорее всего, вообще не существует, любая такая система работает «от забора и до обеда», и если уж сделан главный, решающий выбор — копать, — надо помнить, что заборов очень много, а точное время обеда нигде не указано, когда наступит, тогда и наступит.

(c)

нашла письмо, старое, как сопли мамонта. уже даже не помню, отправила ли:
читать дальше"Здравствуй.
Говорят, что осень - это когда холодно, но снега еще нет. а весна - когда снег есть, но уже тепло. В таком случае у нас весна. Передаю вам привет от весны.
На самом деле довольно херовая это весна. Скоро март, а мне в это даже и не верится. Черт, я даже не успела насладиться этой бесконечной снежной пустотой, которая совершенна в своей белизне. Которая есть бездна, которая есть смерть - но, тем не менее, она прекрасна.
Помню, в прошлом году она проникла в меня настолько, что света и тепла мне даже не хотелось. казалось, можно провести вечность, глядя на этот искрящийся белый снег, на это полупрозрачное небо, ощущая холодный пронизывающий ветер, чувствуя его на кончиках пальцев. У меня никогда не хватало слов для того, чтобы это описать, но если где-то есть мой край смерти и безмолвия, то он именно такой - бесконечный в своей белизне, пустоте и холоде. Сама Мать Смерть смотрит на нас оттуда и улыбается своими черными губами - мы угодны ей такими, мы во множестве попадаем в ее края и еще больше - в ее сны. Или она не спит? Скорее всего. Мать Смерть не может спать, потому что кто-то же должен следить за всем, что происходит на земле, каждый час, каждую минуту.
Кто бы там за всем этим не следил, я думаю, что ему интересно наблюдать.

Я хотела сказать одну вещь, которую никогда не говорила ранее. Точнее, я говорила ее, но косвенно, весьма косвенно. Это то. что я пытаюсь сделать каждый раз, когда человек переходит границы просто человека.
Я хотела создавать вместе с тобой. Создавать. Воплощать что-то из небытия, из прошлого, из этой вашей ноосферы - мне плевать, как называется то, откуда берутся самые прекрасные и одухотворенные вещи на земле.
Ведь, я думаю, ты не будешь спорить, что самое прекрасное - оно существует где-то и просто ждет, пока кто-то в своих путешествиях его найдет, а затем просто прорывается через него в материальный мир. иногда оно просит помощи, доработки, апгрейда, но все же я убеждена, что все самое прекрасное на земле использует людей как транспорт из <воображаемого> мира в материальный. И это вовсе даже не плохо.
Так вот, я хотела создавать что-то вместе с тобой.
Музыку, текст, рисунок, граффити, предмет, мысль, звук, запах, вкус.
Потому что нет ничего более осмысленного, чем создавать. Создавать - значит воплощать. Воплощать - значит дарить жизнь. Маленький чит в общей системе невозможности дать жизнь достаточно разумному существу иначе как установленным природой способом - создать что-то, что, может быть, и не является человекоподобным, но мыслит не хуже. Мыслит. Наводит на мысль, что, возможно, даже важнее.
Не знаю, почему я написала именно в прошедшем времени: "хотела". Хочу. Хочу, чего уж там.

Может быть, именно из-за этого у меня ничего не получается создавать сейчас.

Я купила кольцо с совой, срезала ту самую фенечку, собираюсь пробить еще одну дырку в ухе.
И так далее, и так далее, это уже не интересно."
---------------
у нас идет снег, и все так, как должно быть.